Космический марафон [сборник] - Эрик Френк Рассел

Сегодня деятели такого толка нам не в диковинку. Среднее и старшее поколение прекрасно помнят Эрика фон Дэникена — если не по книгам, то по нашумевшим четверть века назад фильмам «Воспоминания о будущем» и «Послание богов» (впрочем, и младшее поколение имеет, о нем представление-хотя бы по бесконечному телесериалу «По следам Всемогущих»). А сейчас, когда издаются и переиздаются книги Александра Горбовского — такие, как «Загадки древнейшей истории» или «Иные миры»; когда чуть ли не в каждом городе то и дело вспухают всякие общества криптозоологов, уфологов, атлантологов, специалистов по общению с пришельцами из космоса и всяческих сопредельных пространств, когда спириты, астрологи и разнообразные черные, белые, а также инооттеночные маги едва ли не ежедневно обращаются к нам со страниц газет и с экранов телевизоров, — что ж, нынче коллекцией необъяснимых и загадочных явлений никого не удивишь. А Чарлз Х.Форт как раз и был собирателем самых разнообразных загадочных, таинственных, необъясненных и необъяснимых историй, в поисках которых он перерывал невероятное количество архивных документов, книг, газет и журналов. И все это собрание чудес и диковин он систематизировал и преподносил читателям в своих трудах — «Книге проклятых» (1919), «Новых землях» (1923), «Ло!» (1931) и «Диких талантах» (1932). А воздействие его на умы окружающих объяснялось прежде всего тем обстоятельством, что в длинном ряду коллекционеров непознаваемого и непознанного он был первым.

Впрочем, не только. Он не ограничивался собиранием и систематизацией фактов. Он еще и выдвигал гипотезы — совершенно сумасшедшие, на взгляд современников, однако внутренне достаточно непротиворечивые. Порой его называли антисциентистом, однако не совсем справедливо. Чарлз X. Форт отвергал не науку, а ее закосневших — с его, Форта, точки зрения — жрецов. Книги Форта являли собой подлинный кладезь тщательно подобранной, задокументированной, достоверной информации — и вместе с тем собрание фантастических идей, способных поразить любой непредвзятый ум, И потому отнюдь не удивительно, что фантасты и поклонники жанра почитали тетралогию Форта не меньше, нежели Четвероевангелие. После смерти Чарлза X. Форта его деятельность была продолжена усилиями основанного в 1931 году Фортианского общества, куда входили такие известные писатели, как, например, Бен Хект, Джон Купер Поувис, Александр Вулкотт и Теодор Драйзер. Общество, издавало два журнала — «Сомнение» в США и «Во!»- в Великобритании. Почти одновременно возникла и Международная Фортианская организация, в Америке выпускавшая «Журнал МФО» а в Англии — «Фортиан Таймс». Одно время Эрик Фрэнк Рассел был представителем МФО в Великобритании. Идеи Чарлза Х.Форта питали его творчество с первого до последнего дня. В частности, именно на них полностью построен «Зловещий барьер» — первый роман Рассела, опубликованный в американском журнале «Неведомое» в 1939 году, отдельным изданием вышедший в 1943-м, а в расширенном и несколько переработанном виде — в 1948 году… Все приведенные в романе странные факты — от трагической истории Каспара Хаузера, этой загадочной фигуры начала прошлого века, на месте таинственной гибели которого в городском парке Ансбаха стоит памятник со словами: «Здесь один неизвестный был убит другим неизвестным», — и вплоть до мельком помянутого необъяснимого исчезновения парохода «Уарата» — все эти факты почерпнуты из книг Форта или досье, собранных энтузиастами МФО. И сама идея о том, — что человечество не одиноко на Земле, что рядом с вами живут не то невидимые повелители, не то незримые паразиты — тоже принадлежит Чарлзу Форту. Кстати, к идее паразитирующей на человечестве инопланетной жизни обращались и многие другие фантасты — вспомните хотя бы блистательных «Кукловодов» Роберта Хайнлайна. Да и сам Рассел не раз возвращался к ней в своих произведениях — и в некоторых рассказах, и в поздних романах — «Трое для завоевания», увидевшем свет в 1956 году, и «Мозгокруты», вышедшем восемь лет спустя.

Однако не торопитесь усмотреть в Расселе этакого паразитировавшего на Форте «витона». Здесь все обстоит намного сложнее.

Наша русская традиция требует от писателя-фантаста прежде всего оригинальности собственных концепций — если, конечно, он сам придает этим концепциям хоть какое-то значение; бывают ведь — и достаточно часто — случаи, когда фантастическая посылка чисто условна, более того, сознательно неоригинальна, чтобы не отвлекать внимания от главного, от проблематики социальной, психологической или какой-то еще. Но уж если автор более или менее всерьез выдвигает фантастическую идею или гипотезу-она непременно должна быть нешаблонной, В противном случае и между читателями, и среди критиков неизбежно отыщутся те, кто попрекнет этим автора. Кто из нас не слышал, а то и сам не произносил, с легким пренебрежением говоря об Александре Беляеве, например: «А, популяризатор идей Циолковского…»

Англо-американская традиция относится к такой ситуации диаметрально противоположным обрезом. Там идея — сама по себе ходовой товар, обладающий собственной ценностью. Роман «Фонтаны Рая» Артур Кларк написал, основываясь на идее ленинградского инженера Юрия Арцутанова, — и во время своего вояжа по нашей стране даже привез ему в благодарность микрокалькулятор. Однако первый свой литературный заработок сам Кларк получил из рук Эрика Франка Рассела. Дело было так: В одном из ранних, написанных еще под явным влиянием Стэнли Вейнбаума рассказов — по имени посетившего Землю космического пришельца он назывался «Пр-р-иит» — Рассел использовал идею юного Артура Кларка. На прощание Пр-р-иит дарит землянам придуманный Кларком цветомузыкальный инструмент — прошу заметить, все это происходило задолго до реального распространения цветомузыки. Так вот, когда рассказ был опубликован, Рассел честно отсчитал Кларку десять процентов гонорара. Правда, Кларк не признался, что свою идею он почерпнул у русского композитора Александра Скрябина… И еще один праздный вопрос занимает меня: что было бы с Юрием Арцутановым, получи од десятую долю гонорара за «Фонтаны Рая»?.. Впрочем, не будем отвлекаться. В недрах идей и фактографического материала Чарлза Х.Форта устроил себе просторную экологическую нишу не один Эрик Франк Рассел — там мирно паслось несколько десятков писателей-фантастов. И никому не пришло в голову осудить их за это. Такова уж традиция.

Итак, с тремя китами, подпирающими художественный мир Рассела, мы разобрались. Теперь пора поговорить собственно об этом мире. Он сумасшедший всегда — не только в одноименном романе, — однако в полном соответствии с классикой в безумии этом есть своя система. О ней и речь — только о системе, ибо пытаться учинять какой-либо школярский разбор романов и рассказов — затея заведомо никчемная. Во-первых, читатель тут по определению суть высшие-и единственный-судий; во-вторых — по-настоящему интересно, на мой взгляд, говорить лишь об идеях ассоциациях, рождающихся при чтении, но никоим образом и о самих текстах их надо просто читать. В конце концов, именно ради этого и создает их любой писатель, а вовсе не для досужих спекуляций критике и литературоведов».

Хотя по западным стандартам литературное наследие Эрика Франка Рассела не слишком велико — десять романов и восемь сборников повестей и рассказов, — однако по нашим меркам он все-таки был писателем весьма плодовитым. О новеллистике его мы давно уже можем судить достаточно объективно — выпущенный еще в 1973 году издательством «Мир» в серии «Зарубежная фантастика» авторский сборник Рассела «Ниточка к сердцу» и ряд рассказов, опубликованных в коллективных сборниках, дают на это полное право; а сегодня можно сказать, что русскому читателю доступна примерно половина расселовской новеллистики. И рискну заявить, что в целом она достаточно традиционна и, возможно, затерялась бы в море рассказов и коротких повестей англо-американских фантастов, если бы не одно ее свойство: во всех — почти без исключения — рассказах ощущается удивительная гармония. Органически присущая Расселу романтичность, уравновешиваясь столь же имманентно присущей писателю ироничностью, не становится в итоге слащавой и приторно-розовой, что случается с иными авторами-романтиками сплошь и рядом. С другой стороны, ирония, уравновешиваясь романтикой, не начинает горчить. Именно это умение с мастерством настоящего канатоходца балансировать на острой грани, не падая ни в ту, ни в другую сторону, и придает рассказам Рассела неповторимую интонацию, почти безошибочную узнаваемость — качество, которое может быть присуще лишь работам подлинного мастера.

С романами его дело обстоит сложнее. К нынешнему дню на русский язык их переведено уже немало, однако при всем разнотемье и разнообразии сразу же делается заметным, какое огромное место занимает в мыслях и творчестве Рассела война.